У одиночества вкус цикуты, засохшей на губах Сократа, вспомнившего за мгновение до смерти об учениках, которые только что ушли. У одиночества цвет безумия Гогена: цвет синих листьев, оранжевого неба и зеленых, улетающих прочь, облаков. У одиночества запах ярко пылающих рукописей, запах мертвых душ, превращающихся в жаркий пепел. У одиночества звук Девятой симфонии, терзающей оглохшего Бетховена.
Одиночество холодно, как ствол ружья, приставленного к голове поэта, прощающего жизнь, прекрасную и удивительную. Одиночество горячо, как аутодафе, где бесконечные миры гибнут вместе с нераскаявшимся философом. Одиночество душит, как газовая камера Треблинки, где двести испуганных детей прижимаются к своему учителю. Одиночество ранит, как гвоздь, вбитый в ладонь Спасителя, молящего Отца о пощаде…
Одиночество всюду. Метро, супермаркет, дискотека, стадион, обезьянник, кинозал, лифт, институт, сумасшедший дом, офис, сквер, подиум, пьедестал, чулан, сортир, киоск, телефонная будка, тротуар, панель, паперть, кабинет, отель, приют, авиалайнер, лепрозорий, пустота.
Все что нам остается, это верить себе. Верить в себя. И верить друг в друга. Верить, терпеть и видеть сны о вышедших на африканский берег львах. Бороться за каждого человека. Бороться до конца. Бороться до победы.
И еще одно:
Самое страшное из зол - смерть - не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем.
Эпикур